А вы смотрите подальше и поглубже. Думаете при таком раскладе до вас очередь не дойдет? И до вас дойдет. Турция, например, не дремлет :-). Но, и тут Турция тактический игрок, пешка. А если арабы через Россию пойдут? Думаете до вас не дойдут? Если нас отменят.
А потом кавказские народы, наверное, хоть и "своеобразны", но чувство самосохранения пока еще не подрастеряли, т.к. после того, как отменят жителей долины, отменят и жителей гор, (пока только жители долины стоят на пути уничтожения жителей гор). Сомневаетесь? А если подумать? Для чего будут нужны жители Кавказа новым хозяевам в планируемом сейчас кем-то мире? Вы же не сомневаетесь в том, что если "отменят" нас, то на наше место придет кто-то другой?
Грустно это.
Вот и в данной дискуссии автор выложил свою статью содержащую аргументированные доводы из литературы начала прошлого века всеми читаемых и уважаемых авторов, в которой написано ИХ мнение столетней давности, но и тут находятся "самостийные" товарищи откалывающие кусочки от целого. И кромсают, кромсают, кромсают... и докромсаются и на свою голову тоже. Тревожно, как перед 1941.
Приводится цитата Ивана Семёновича Нечуя-Левицкого, из которой следует, что украинский язык, не язык, а "муть какая-то".
Нечуй-Левицкий - классик украинской литературы. Все украинцы хотя бы раз в жизни читали его "Кайдашеву сім'ю". Просто подлость выставлять этого замечательного писателя как борца против украинского языка. Судя по всему, цитата выдернута из полемики по поводу орфографии украинского языка. (Кстати, и в русском языке в те же годы орфография менялась революционным образом и тоже большие споры были).
И дальше всё в таком же духе. Полемика и распри меду украинцами использованы для того, чтобы доказать нецелесообразность существования украинского народа. Модная сейчас у russian nazi идея.
Тревожно, как перед 1938.
А "выводы" остаются на совести, каждого прочитавшего "доводы" :-)
А в поддержку его версии формирования украинского языка вспомните, например, притчу о Вавилонской башне. Строительство Вавилонской башни было прервано "Богом", который создал новые языки для разных людей, из-за чего они перестали понимать друг друга, не могли продолжать строительство города и башни и рассеялись по всей земле.
Это не миф и не сказка - это учебное пособие для переделывателей мира (как, впрочем, и многие другие исторические литературные "памятники").
Так что споры о первости, самостийности дело искуственное, провокаторское и не в интересах простых людей. Ну право дело, как петухи в курятнике деретесь за курицу не ведая того, что бульён для вашего приготовления уже почти готов, и что скоро придет хозяин открутит бошку, общипает и... будет ему супчик. :-)
А поляк Варфоромей Калинка, писавший "Между Польшей и Россией живет огромный народ, ни польский, ни российский" тем самым отрицал существование украинского народа? :-)
Притча о Вавилонской башне - руководство к уничтожению тех языков, которые сочтёте "лишними"? (Чтобы башню строить)
Почем-то чехи не заявляют, что словацкий язык - неправильный и ненужный. И шведы не утверждают, что норвежский язык - недоразумение.
А вот русские не могут доброжелательно к соседям относиться.
Да, споры о том, кто "старше" и чей язык "древнее" провокационны и не в интересах простых людей.
Так ведь и в русском языке была проведена реформа орфографии - в 1918 году. И относительно орфографии русского языка тоже были споры.
Паскудство книги Каревина заключается в том, что он пытается доказать "искусственность и ненужность" существования украинского народа путём подтасовки фактов или их безбожной интерпретацией.
Это нечто сродни немецкой идеологии времён 3-го рейха. То они австрийский народ за отдельный народ не считали, то голландский язык называли "испорченным немецким".
Откройте секрет. Может, нам, украинцам, станет так стыдно, что мы тут же побежим в русские записываться?
Ведь быть русским - это так круто. Русские - самые великие.
Приведите аргументы против ФАКТОВ, изложенных в статье?
Нечуй-Левицкий как раз против того и протестовал. что разговорный язык жителей Правобережья заменяют искусственным суржиком, слепленным из польско-немецко-латинских слов, и - непонятным для жителей Правобережья!
Его протест и показывает - кто, как и зачем создавал этот суржик.....
Причём здесь то, что он классик, и его все читают....
Говорите о сути.
Ещё раз скажу - по сути Вам возразить нечего, потому и переходите на эмоции.
Тревожно, как перед 1938."
Вы как в воду глядели, Сергей !
Если написал "наш брат", то это, стало быть, не ваш брат. Мы уж со своими сами и разберёмся. Зачем чужим вмешиваться?
А "отменять" вот уже и господин Евпат прискакал :-)
В чём именно Вы увидели "замутнение моего ума"? Можете конкретизировать? Может, я в чём-то не прав? Внимательно отнесусь в Вашим замечаниям.
Вам же говорят, это цитаты. В чем вина зеркала?
Украинцы сознательно отказались, как от одного из прежних своих этнонимов - русины (чтобы максимально дистанцироваться от тех, для кого рабство стало комфортным образом жизни), так и от использования в дальнейшем не народного древнерусского литературного языка, который действительно очень долго использовался и в украинской литературе, хотя и был весьма далек от народных говоров.
Не следует путать народные говоры с литературным языком и отрывать современный литературный язык от самих народных говоров, как это к несчастью произошло в России.
В большинстве стран знать для того, чтобы выделиться из простого народа в качестве литературного языка выбирала посторонний язык. Например, у арийцев персов долгое время в качестве литературного языка использовался, вообще семитский язык. Многими европейцами в качестве литературного языка до эпохи Возрождения использовалась латынь, а чехи горожане длительное время пользовались немецким языком даже в общении друг с другом.
Деревенское население весьма консервативно и его сложно заставить изменить свой язык. Если бы украинский литературный язык был таким же искусственным, как и русский язык, то украинские сельские народные говоры слишком бы отличались от него. А этого то, как раз, и нет. Кроме русинов перешедших с венгерского и польского языков общаться на смеси слов церковно-славянского и староукраинского литературных языков, во всех регионах Украины разговаривают на диалектах очень близких, как друг другу, так и к современному литературному фонологическому языку.
В 1920 г. Г. Танцюра, этнограф, собирал песни по селам Украины, где нашел: украинских - 2157, московских - 135, польских - 20, советских - 103. Украинская песня "Ехал казак за Дунай" под названием "L'adieu des fiancés" (Прощание с невестой) вошла в сборник французских народных песен. Существует немецкий вариант этой песни. Во Франции и Германии поют также украинскую народную песню "Ой не ходи, Гриша (Грыцю)" и т.д.
Итого перечислено более 200 тысяч украинских народных песен. Ни одна нация в истории не имела и не имеет такого количества песен, как создал украинский народ самостоятельно.
Этого, к сожалению, не скажешь о России: «Имя Болотникова не сохранилось в памяти крестьянства, его жизнь и деятельность не оставила по себе ни песен, ни легенд. И вообще в устном творчестве русского крестьянства нет ни слова о десятилетней эпохе – 1602-1613 гг. – кровавой смуты. …К этому суждению уместно прибавить вывод одного иностранца, внимательно наблюдавшего русский народ. «У этого народа нет исторической памяти.
Он не знает свое прошлое и даже, как будто, не хочет знать его». В легендах Италии сохранилась память о фра Дольчино, чехи помнят Яна Жижку, так же. Как крестьяне Германии Томаса Мюнцера, Флориана Гейера, а французы – героев и мучеников «Жакерии», и англичане имя Уота Тайлера – обо всех этих людях в народе остались песни, легенды, рассказы. Русское крестьянство не знает своих героев, вождей, фанатиков любви, справедливости, мести» (Максим Горький, «О русском крестьянстве», Берлин, 1921, 29,
Да и поэзию Тараса Шевченко, в отличие от поэзии Пушкина и польско-русских народных былин, не пришлось радикально корректировать, чтобы приспособить ее к современному литературному языку.
Даже в России русское эсперанто, так и не смогло окончательно вытеснить народные говоры. Украинскому же языку такое вытеснение не требуется, так как он, в отличие от русского, - истинно народный, а не искусственный язык.
«В борьбе за просвещение пришлось пожертвовать не только диалектами, но и деревней. «Приходил такой школьник домой, – грустно рассказывает Касаткин, – и говорил: «Мама, бабушка, вы говорите неправильно.
Вот я теперь буду правильно говорить!» Это означало разрыв родовых связей. Полную социальную дезориентацию. Распад мира и страшный комплекс неполноценности деревенских жителей. Вспомните, как их заставили жить! Они кормили всю Россию, а сами умирали от голода. Их превратили в рабов. Вместе с гордостью за собственное наречие, собственный образ жизни было убито и уважение к собственному труду. Убито отношение к земле. Литературно-диалектный билингвизм, который есть в Европе или Японии, у нас так и не появился... Диалект и мир русской деревни суть синонимы. Помните? Диалект – это то, что обеспечивает национальную консолидацию народа. Помните? Детство, волны ржи под ветром, запах преющих яблок, бабушка кричит из окна: «Оль-кя, чайкю попей!» Помните? Как надысь играли в хоронилки? Помните? Стоит всего лишь убрать диалект, и получится как раз то, что мы имеем сейчас: глубочайший экономический кризис деревни, распад национального самосознания и тотальная люмпенизация» (Ольга Андреева, «Посидим, поокаем»,
Вот, например, какую реконструкцию текста на восстановленном Солженициным архаичном русском языке приводит Алексей Плуцер-Сарно (
«А. И. Солженицын переиздал свой "Русский словарь языкового расширения" (М.: Русский путь, 2000). Книга представляет собой выписки из словаря В. И. Даля. …Попытаемся создать текст на том языке, который хочет возродить А. И. Солженицын, дабы "обустроить" русский язык. Вот текст, написанный нами на "языке" словаря А. И. Солженицына:
Растопыря или Необиходная баба
Ерыжливый дурносоп верстан, достодолжный жегнуть шершавку, любонеистово хайлил жиротопное шурьё. Зябкоподжимчивый валява остробучил, жубря: "Хунды-мунды, вахлюй! Отрезно ты фефёлу дочул, иззаплаченный дурандай!" "Да, жемнул я мормотень! – отжегнулся дурносоп верстан, - "а тебе вот маламзя с расщепырей!" "Да, ить здеся одна жирным-жирнешенька шеврюжка!" - верстанулся прощепырник. "А ты чо выхайлился, захухряев оторвяжник?" – утомчился зябкоподжимчивый дурносоп.
Получился, как видим, художественный текст совершенно неопределенный по смыслу. К сожалению, ни обращение к словарю А. И. Солженицына, ни обращение к словарю В. И. Даля не прояснит его смысла, хоть он и написан "языком", эксплицированным в словарях этих уважаемых авторов. Проблема в том, что в этих словарях определения значений либо отсутствуют, либо строятся из слов этого же самого языка. То есть язык-объект и язык-описание здесь не различаются: балахрыст – "шатун", "шлёнда" (у Даля: "шатун", "слон", "шленда", "потаскун", "тунеяд"); верстан – "долгай", "жердяй" (у Даля: "долгай", "верзила", "болван"); ерыжливый - без опред. знач. (у Даля: "склонный к ерыжничеству"); жубря – "мешкотно жующий" (у Даля – "мешкотно жующий или глухо и немоговорящий"); маламзя – без опред. знач. (у Даля: "пинюгай"); фефёла – "растопыря", "необиходная баба" (у Даля: "простофиля", "растопыря",
"необиходная баба").
Созданный на языке А. И. Солженицына искусственный текст под названием "Необиходная баба" показывает, с одной стороны, что лексика такого рода действительно имеет определенную литературную ценность, поскольку обладает исключительной экспрессивностью. С другой стороны, совершенно очевидно, что возродить эти слова в облике некоего нейтрального пласта кодифицированного литературного языка совершенно невозможно. Да и не нужно, потому что в этом последнем случае она утратила бы всю прелесть своей маркированности». Таким был "живой язык" (Даль) России еще недавно, всего 100 лет назад. Т.н. "русский язык" был изначально книжным, искусственным, он был привнесен в Россию извне - фактически навязан (
У поляков сейчас в качестве литературного языка используется украинско-польский литературный язык, сложившийся в украинской и польской Галициях и на волынских землях. «Польский литературный язык действительно подвергся существенному влиянию западноукраинских диалектов. Его основы заложили писавшие на польском этничные украинцы и поляки, проживавшие в Галиции, на Волыни и в Белорусии
(Адам Мицкевич является этничным белорусом). В Великопольских же землях литературных талантов практически не было. Именно по этой причине, а также вследствие того, что польские и украинские галичане и волыняне ранее входили в один союз проживавших по лону рек (в болоньи, оболони) племен болонцев (согласно Масуди, Валинана, в польском и в украинском языках очень много общих слов».
«Польские критики признают классическим языком язык польско-украинской литературной школы» (Максимович, т. І, стр. 619, изд. 1876г.,
На русский же язык влияние польского и украинского языков сказалось очень сильно, что единогласно признают все российские филологи: «В своей заметке «В ответ А. С. Хомякову» И. В. Киреевский писал, развивая славянофильские воззрения на общинное начало и власть обычая в строе древнерусского общества: «Никакое частное разумение, никакое искусственное соглашение не могло основать нового порядка, выдумать новые права и преимущества.
Старославянское слово "право" служит у Вас "доказательством" мощного "влияния" украинского языка на русский)))))
То, что сейчас говоры на Ураине примерно одинаковы - объясняется украинскими школами, созданными большевиками. За 70 лет до развала СССР - миллионы детишек, прошедших через такие школы, и сделали официальный "украинский язык" разговорным.
Мать Мицкевича - крещёная еврейка, отец - мелкого шляхетского рода. Предки отца жили в Западной Руси - потом были ополячены. Если Адам Мицкевич родился на земле БУДУЩЕЙ Беларуси - это вовсе не значит. что он - белорусский поэт.
Платонов С.Ф. Курс лекций по русской истории. ...... (О Болотникове) - "В народе надолго сохранилась о нем самая лучшая память, что нашло отражение в фольклоре". ... - Зачем же так откровенно передёргивать-то?
Ваши предки ещё в начале 20 века говорили на русском языке, писали и читали на нём же. А главное - считали себя русскими. Вы демонстрируете просто неуважение к своим предкам.
У меня нет никаких оснований для того, чтобы не верить выдающимся российским филологам:
«Зиновий Отенский видел основную ошибку Максима Грека именно в том, что тот, будучи иностранцем, не проводил различия между книжным и простым языком: «Мняше бо Максимъ по книжнеи речи у насъ и обща речь»; в этой связи он протестует против тех, кто уподобляет и низводит «книжныя речи отъ общихъ народныхъ речей» (Зиновий Отенский, 1863, с. 967, ср. еще с. 964–965)» (Борис Успенский, «Языковая ситуация и языковое сознание в Московской Руси: восприятие церковно-славянского и русского языка»,
«В основе языка Киева лежала речь южнорусских славян, но этот городской язык, выполнявший сложные культурно-политические и образовательные функции, подверженный международным влияниям и отражавший разнообразие культурной жизни высших классов, был отличен от речи сельских жителей земли полян не только по словарю и синтаксису, но и по звуковым особенностям» (Виктор Виноградов, «Основные этапы истории русского языка», m);
«В XIV–XVIII веках письменным, а долгое время и официальным языком Великого княжества Литовского был западнорусский письменный язык («рус(с)ки язык», «проста мова», «россійская бесѣда»), который, несмотря на то, что имел в своей основе белорусский и украинский субстрат, подвергался сильному влиянию польского и церковнославянского (по тогдашней терминологии «славенский» «славенросс(ийс)кий») языков. При этом образовались два варианта «простой мовы»: белорусский, более полонизированный, и украинский, более славянизированный. Тем не менее «проста руска мова» была не разговорным языком, а книжным искусственным, которым так же нужно было овладевать, как и церковнославянским» (
На основе церковно-славянского (высокого «штиля») и старокиевского литературного («простой руской мовы» – среднего «штиля») языков и был синтезирован антинародный российский новояз, вобравший в себя, кроме финизмов, балтизмов и тюркизмов, множество полонизмов, галлицизмов и германизмов. Именно, на этом неестественном языке-эсперанто и разговаривает сейчас большинство россиян.
«Великорусского литературного языка не существует, если не считать народных песен, сказок и пословиц, записанных в XVIII-XIX веках. Тот, который утвердился в канцеляриях Российской империи, на котором писала наука, основывалась пресса и создавалась художественная литература, был так же далёк от разговорного великорусского языка, как и от малороссийского. И выработан он не одними великорусами, в его создании принимали не меньшее, а может быть и большее участие малороссы. Ещё при царе Алексее Михайловиче в Москве работали киевские учёные монахи Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и другие, которым вручен был жезл литературного правления. Они много сделали для реформы и совершенствования русской письменности. Велики заслуги белоруса Симеона Полоцкого. Чем дальше, тем больше юго-западные книжники принимают участие в формировании общерусского литературного языка – Дмитрий Ростовский, Стефан Яворский, Феофан Прокопович. При Петре наплыв малороссов мог навести на мысль об украинизации «москалей», но никак не о русификации украинцев, на что часто жалуются националисты (Владимир Акимов,
«Происхождение русского языка»,
Приведите мне хотя бы одно народное сказание о Болотникове. Максим Горький их не нашел и у меня нет никаких оснований ему не верить.
Народные говоры весьма консервативны. И их не так то просто изменить. Этого не удалось сделать ни в Украине, ни в России ни даже в Греции, где обучение уже более столетия ведется на реанимированном новогреческом литературном языке.
В своей заметке «В ответ А. С. Хомякову» И. В. Киреевский писал, развивая славянофильские воззрения на общинное начало и власть обычая в строе древнерусского общества: «Никакое частное разумение, никакое искусственное соглашение не могло основать нового порядка, выдумать новые права и преимущества. Даже самое слово: право было у нас неизвестно в Западном его смысле, но означало только справедливость, правду. Потому никакая власть, никакому лицу, ни сословию не могла ни даровать, ни уступить никакого права, ибо правда и справедливость не могут ни продаваться, ни браться, но существуют сами по себе, независимо от условных отношений.
На Западе, напротив того, все отношения общественные основаны на условии, или стремятся достигнуть этого искусственного основания» (Киреевский, 1, с. 195). Действительно, в старославянском языке слово право служило для передачи греческих εθύτης, δικαιοσύνη и было синонимом слов правда, правость, правота (Синайская псалтырь). Слово право в его общественно-политическом и юридическом значении укрепилось в русском литературном языке не ранее XVI—XVII вв. Проф. Н. С. Трубецкой это семантическое образование ставил в связь с польским влиянием на русский литературный язык XVII в. В польском же языке смысловая структура слова prawo формировалась под воздействием латинского языка — языка западноевропейской науки и цивилизации (ср. латинские jus — justus — justitia). Латинское же влияние отразилось в немецком Recht (Виктор Виноградов, «История слов»,
И ведь во всех этих песнях весьма мало архаизмов, что указывает на соответствие современного украинского литературного языка украинским народным говорам.
Ответа на мой комент - нет.
Прощай, убогий!
«История слов»,
«Слово «предмет» появилось в русском литературном языке конца XVII — начала XVIII в. Оно вошло в украинский литературный язык из польского. В польском же языке слово рrzedmiot служило для выражения понятий, связанных с латинским ученым термином оbjectum (чешск. předmět); ср. стар. немецкое Gegenwurf, совр. Gegenstand. В конце XVII — начале XVIII вв., когда украинский литературный язык щедро делился с русским языком своими культурными достижениями, он передал русскому языку и слово предмет» (Виктор Виноградов, «История слов»,
В отличие от украинских и московских народных говоров старокиевский и московский литературные языки действительно были сходными, но не идентичными до реформ Петра Первого, изничтожившего московскую его редакцию и оставившего лишь украинскую редакцию:
«Hаоборот, великорусская редакция русской культуры, благодаря своему подчеркнутому европофобству и тенденции к самодовлению, была не только непригодна для целей Петра, но даже прямо мешала осуществлению этих целей.
языка петровской и послепетровской эпохи, является именно церковнославянский язык киевской редакции. ...Вся русская риторика послепетровского периода, как церковная, так и светская, восходит именно к этой украинской традиции, а не к традиции московской, которая так и погибла окончательно, не оставив о себе других свидетельств, кроме указаний, извлекаемых из произведений расколоучителей, вроде Аввакума» (заключение всемирно признанного филолога, философа, историка, лингвиста, основателя евразийского движения, его главного идеолога князя Н. С. Трубецкого,
В регионах Московии, в отличие от регионов Украины, в то время и даже позже не было не только общих региональных наречий, но даже и общегородских койне. Не только разные сословия, но и разные группы дворянства и разные слои других сословий, а также и разные профессиональные сообщества разговаривали, как в одной и той же местности, так и в одном и том же городе на различных франко-тюрко-финно-балто-славянских пиджинах:
«Всякое звание», пишет А. А. Марлинский, «имеет у нас свое наречие. В большом кругу подделываются под jargon de Paris.
Нет только вот конкретных возражений и ОПРОВЕРЖЕНИЙ тем фактам, что изложены в статье.....
Но даже указанный в статье Нечуй-Левицкий "скрепя сердцем" позволял заменять в своих произведениях литературные славянизмы на народную лексику, так как понимал то, что в Украине формируется народный литературный язык, а не язык обрусевшей знати. Конечно же, многим "просвещенным" писателям "грубая" народная речь поначалу "резала слух", но все же они к ней привыкли. То, что не удалось, к сожалению, сделать Владимиру Далю в России, все же удалось сделать украинским просветителям в Украине:
«Словесность наша явилась вдруг с 18-го столетия подобно русскому дворянству без предков и родословий» (IX, 228). Рождению словесности, бывшей «плодом новообразованного общества» (IX, 221), сопутствовало резкое изменение строя книжного языка, который с эпохи Петра I «начал приметно искажаться от необходимого введения голландских, немецких и французских слов. Сия мода распространила свое влияние и на писателей...» (IX, 18). (А. Пушкин).
Поколение преобразованное презрело безграмотную изустную народную словесность. И князь Кантемир, один из воспитанников Петра, в предводители себе избрал Буало» (IX, Дополн. и примеч., 615). Итак, по Пушкину, русская словесность XVIII века — это литература европейско-дворянская par excellence, выросшая на почве, чуждой национальным корням русского языка. (В. В. Виноградов, )
«В конце XVIII и в самом начале XIX века русский литературный язык был... еще только достоянием «любителей словесности», да и действительно не был еще достаточно приспособлен и выработан для выражения всех потребностей перенятого у Европы общежития и знания... Многие русские государственные люди, превосходно излагавшие свои мнения по-французски, писали по-русски самым неуклюжим, варварским образом, точно съезжали с торной дороги на жесткие глыбы только что поднятой нивы. Но часто, одновременно с чистейшим французским жаргоном... из одних и тех же уст можно было услышать живую, почти простонародную, идиоматическую речь, более народную во всяком случае, чем наша настоящая книжная или разговорная.
Разумеется, такая устная речь служила чаще для сношений с крепостною прислугою и с низшими слоями общества, — но, тем не менее, эта грубая противоположность, эта резкая бытовая черта, рядом с верностью бытовым православным преданиям, объясняет многое, и очень многое, в истории нашей литературы и нашего народного самосознания». (И. С. Аксаков, Биография Ф. И. Тютчева. Москва 1886, 10)
Сенковский вовсе запретил доступ в литературу «грубому мужицкому» языку и издевался над «лапотной школой», одним из представителей которой был В. И. Даль. Сенковский отрицал всякую близость между «мужицким языком» и языком хорошего общества даже по отношению к древне-русской эпохе. Крестьянская речь представлялась Сенковскому дикой и окаменелой формой первобытного, непросвещенного словесного выражения (В. В. Виноградов, ).
«И вот почему и в словесности нашей еще и быть не может народности, родимости, свойскости ни в речи, ни в сущности ее. На разных обществах и сословиях наших нет еще своего лица... Самый быт наш — еще смесь быта вселенной, а язык почти то же и по словам и по оборотам,
и ныне еще нет никакой возможности писать таким русским языком, как бы казалось писать должно. Ныне еще легко промолвиться и оступиться, попасть вместо родного в простонародное, потому что средины, которой мы ищем, еще нет; а есть одни только крайности: язык высшего сословия — полурусский, язык низшего сословия — простонародный. У нас нет и среднего сословия, оно только что учреждается, основывается и со временем от этого благодатного правительственного учреждения можно и должно ожидать много, и много для самостоятельности русской во всех направлениях» (Даль)
Высшие классы «знают русские слова, но не русский язык: они говорят русскими словами по-французски, по-немецки, стараясь для ясности в изложении приблизиться сколько можно к языкам западным». По мнению Даля, в русском литературном языке дворянской традиции не осталось почти ничего национального. «В вымышленном языке Афенов наших гораздо более русского, чем во многих русских книгах» (В. В. Виноградов, ).
.
Вследствие грамматического, лексического, фразеологического и семантического приноровления русской книжной речи к европейским языкам весь строй, «склад или слог» русского литературного языка «варварски искажен». Тут преобладает не-русское, пошлое, вялое, «длинное, околичное и темное» (Даль)
Необходимо приблизить литературную речь к «недрам» родного национального слова. Даль утверждает, что «нельзя указать ни на одну статью, не только ни на одну книгу, как на образец родного языка, потому что родного еще никто себе не усвоил» («Недовесок», 573). Русского национально-литературного языка («самостоятельного, могучего и вполне обработанного») — «еще нет на свете». Он лишь задан как идеальная цель, идеальная норма литературного творчества.
«Читающему населению России скоро придётся покинуть свой родной язык вовсе и выучиться, заместо того, пяти другим языкам: читая доморощенное, надо мысленно перекладывать все слова на западные буквы, чтобы только добиться до смысла: ведь это цифирное письмо! Но и этого мало; мы, наконец, так чистоплотны, что хотим изгнать из слов этих всякий русский звук и сохранить их всецело в том виде, в каком они произносятся нерусскою гортанью. Такое чванство невыносимо; такого насилия не попустит над собою ни один язык, ни один народ, кроме – кроме народа, состоящего под умственным или нравственным гнётом своих же немногих земляков, переродившихся заново на чужой почве. Коль скоро мы начинаем ловить себя врасплох на том, что мыслим не на своём, а на чужом языке, то мы уже поплатились за языки дорого: если мы не пишем, а только переводим, мы, конечно, никакого подлинника произвести не в силах и начинаем духовно пошлеть.
Отстав от одного берега и не пристав к другому, мы и остаёмся межеумками. С языком шутить нельзя: словесная речь человека – это видимая, осязательная связь, звено между душою и телом, духом и плотью», - говорил В.И. Даль.
Характерно, что Жуковский, которому Даль представил образчики своего идеального литературно-народного языка, заметил, что так можно говорить только с казаками и притом о близких им предметах. Далю был чужд Пушкинский принцип дифференциации культурно-исторических и социально-бытовых контекстов речи. Даль стремится сломать стили дворянско-литературного и церковно-книжного языка, затопить их простонародной, хотя и «очищенной», речью.
Одоевский считал художественно оправданным употребление простонародного языка только у одного Гоголя. «Простонародный язык», по мнению В. Ф. Одоевского, «хотя груб, но силен и живописен; а употреблять его все еще нельзя; публика еще не доросла до него; а с так называемых руссицизмов наших романистов и ввек не дорастет» (В. В. Виноградов, ).
Еще до сих пор в наших областных наречиях и в памятниках устной народной словесности слышится та образность выражений, которая показывает, что слово для простолюдина не всегда есть только знак, указывающий на известное понятие, но что в то же время оно живописует самые характеристические оттенки предмета и яркие, картинные особенности явления. Приведем примеры: зыбун - неокреплый грунт земли на болоте, пробежь - проточная вода, леи (от глагола лить) - проливные дожди, сеногной - мелкий, но продолжительный дождь, листодер - осенний ветр, поползуха - мятель, которая стелется низко по земле, одран - тощая лошадь, лизун - коровий язык, куроцап - ястреб, каркун - ворон, холодянка - лягушка, полоз - змей, изъедуха - злобный человек, и проч.; особенно богаты подобными речениями народные загадки: мигай - глаз, сморкало, сопай и нюх - нос, лепетайло - язык, зевало и ядало - рот, грабилки и махалы - руки, понура - свинья, лепета - собака, живулечка - дитя и многие другие, в которых находим прямое, для всех очевидное указание на источник представления. (А. Н. Афанасьев, «Происхождение мифа. Метод и средства его изучения»,
К сожалению, Даль и Афанасьев не смогли отстоять народную русскую речь и она постепенно уходит в небытие, хотя и сейчас некоторые российские писатели считают, что еще не все потеряно.
«У всякого национального возрождения, тем более у русского, должны быть противники и враги. Возрождаясь, мы можем дойти до того, что станем петь свои песни, танцевать свои танцы, писать на родном языке, а не на навязанном нам "эсперанто", "тонко" названном "литературным языком". В своих шовинистических устремлениях мы можем дойти до того, что пушкиноведы и лермонтоведы у нас будут тоже русские, и, жутко подумать, - собрания сочинений отечественных классиков будем составлять сами...» (Виктор Астафьев, из письма к Эйдельману, 14 сентября 1986 г.,
И тогда вы увидите множество ссылок на здравомыслящих россиян и, в том числе, и на специалистов филологов.
У помещиков всему своя кличка. Судьи не бросили еще понеже и поелику. У журналистов воровская латынь. У романтиков особый словарь туманных выражений, даже у писарей и солдат свой праздничный язык. В каждом классе, в каждом звании отличная тарабарщина: никто сразу не поймет другого, и в этом-то вся претензия, чтоб, не думавши, заставить думать; но купчики, пуще всего купчики, любят говорить свысока, то есть сбирать кучу слов… …В этих признаниях молодой столичной дворянки отчетливо отражен тот жаргон, который получил в эти годы значительное распространение в дворянской общественной среде. Д. И. Фонвизин в комедии «Бригадир» (1766 г.), комически сгущая краски, показывает языковое и культурное расслоение русского дворянства. В его изображении речь различных групп «русского дворянского общества настолько различна, что они» порою даже не в состоянии понять друг друга» (В. В. Виноградов,
Даже и в начале 19-го века: «Неучи беспрестанно искажали свое наречие смешением слов татарских, польских и других, а грамотные беспрестанно очищали и возвышали его, держась коренных слов и оборотов славянских.
И это имело место не только в центральных регионах, но и на окраинах, где остатки залешанских славян – староверы смерды, славянизировавшиеся балты – литвины Смоленщины и Дебрянщины, славяноязычные поморы – потомки ушкуйников (готейских казаков), черкасы-украинцы и другие славяноязычные казаки проживали чересполосно с финно-уграми и с татарами. И лишь только после войны 1654-1667 гг., в течение которой московиты захватили в рабство несколько десятков тысяч белорусов, славяноязычное население в Залешанщине стало преобладающим. По этой причине и былое оканье в речи московитов сменилось балтским аканьем.
«С течением времени круг славянизмов, регулярно используемых в живой речи, расширялся медленно. …
…Записи живой устной речи, произведенные иностранцами, включают опять-таки наиболее привычные славянизмы. Так, в «Парижском словаре московитов» 1586 г. находим лишь слова «владыка» и «злат», в дневнике-словаре англичанина Ричарда Джемса (1618-1619 гг.) – «благо», «блажить», «бранить», «воскресенье», «воскреснуть», «враг», «время», «ладья», «немощь», «пещера», «помощь», «праздникъ», «прапоръ», «разробление», «сладкий», «храмъ» (Игорь Улуханов, «О языке Древней Руси»,
В книге немецкого ученого и путешественника Лудольфа (Г. В. Лудольф, «Русская грамматика», Оксфорд, 1696. Переизд., перевод, вступ. статья и прим. Б. А. Ларина. Л., 1937, с.114.) – их уже 41.
Зато галлицизмы стали проникать позже в разговорную речь более интенсивно: «Русские переносят вас во Францию, не осознавая нимало, сколь это унизительно для их страны и для них самих; национальная музыка, национальные танцы и отечественный язык – всё это упало, и в употреблении только между крепостными» (англичанка М. Уилмот, посетившая Санкт-Петербург и Москву в 1805 г.,
«Остановите порчу отечественного языка, если не хотите получить упрека в неумышленном союзе с Францией. Не испугайтесь! Так Франция убила благородный наш язык в домашнем быту высшего сословия. У кого теперь перенимать его нашим детям? Научаться ли ему у семинаристов, или в лакейской и девичьей? Я право иногда боюсь, чтобы мужики наши не заговорили по-французски, а мы по ихному. (И. И. Дмитриев пишет В. А. Жуковскому от 13 марта 1835);
«Так в формировавшемся литературном языке буржуазии и разночинной интеллигенции возникала новая смесь «французского с нижегородским», происходило смешение буржуазного просторечия, «мещанских» говоров, разных профессиональных диалектов и арго с литературными традициями дворянских стилей и с новыми (уже не салонно-аристократическими, а буржуазными) воздействиями французского (и немецкого) языка» (В. В. Виноградов, ).
Во времена Пушкина искусственный русский литературный язык не являлся деловым, так как был предназначен преимущественно для лирических произведений и для салонного общения светских дам. Вся русская знать общалась в основном на французском языке.
Она казалась верный снимок
Du comme il faut... [Шишков] прости:
Не знаю, как перевести...
(А. Пушкин)
«Имеет в слоге всяк различие народ:
Что очень хорошо на языке французском,
То может в точности быть скаредно на русском.
Не мни, переводя, что склад в творце готов;
Творец дарует мысль, но не дарует слов».
(А. Пушкин)
Пушкин писал Вяземскому: «Ты хорошо сделал, что заступился явно за галлицизмы. Когда-нибудь должно же вслух сказать, что русский метафизической язык находится у нас еще в диком состоянии. Дай бог ему когда-нибудь образоваться на подобие французского... (ясного, точного языка прозы – т. е. языка мыслей)» (от июля 1825 г., Переписка, I, 236).
«Да, наш русский язык – это кафтан чыжолый» (князь В. Вяземський). Так, кн. Вяземский, в статье «О злоупотреблении слов», переводя изречение Талейрана: «la parole est l’art de déguiser la pensée» («слово есть искусство переодевать мысль»),
«Грамматический строй постепенно принимает вид, очень близкий к современному: …утрачивается звательная форма падежа (отчe, господине); появляется форма именительного падежа множественного числа с окончанием -а (города вместо городи); появляются формы типа рукЂ, ногЂ, сохЂ вместо руцЂ, нозЂ, сосЂ; сочетания -ый, -ий (например, в окончаниях прилагательных) заменяются на -ой, -ей (простый, сам третий изменяются в простой, сам третей), распространяется окончание у в родительном и местном падежах единственного числа существительных мужского рода (из лесу, в лесу)…,
В статье "приводятся мнения консервативно мыслящих людей и тех, кто желал бы видеть украинцев такими же рабами..," - что за чушь Вы пишете?! В ней приводятся слова УКРАИНОФИЛОВ - которые были очевидцами и современипками "украинизации". Притом - насильственной украинизации!
Вы МОЖЕТЕ опровергнуть эти ФАКТЫ?!
И если австро-поляки проводили её именно для того, чтобы сделать малороссов врагами русских и рабами, то большевики её НАСИЛЬСТВЕННО проводили из своих дебильных классовых понятий.
Если ДАЖЕ в Раде в 1917 г. сами же сепаратисты говорили, что "украинцев нет" - то как Вы можете отрицать их слова?? Им, конечно же, было виднее.
Павло, не надо путать идеологию и факты. Это неумно.
И не надо оскорблять русских - это просто.... Ну, слов нет.....
И поймите главное - расколоть нас и сделать врагами мечтают враги как России, так и Украины.
Не лейте воду на их мельницу. если, действительно, хотите только добра Неньке-Украине......
У Украины врагов нет, кроме тех, для кого врагами является весь цивилизованный мир.
Русской нации не существует и никогда не существовало.
Русскими называет себя разноэтничный русскоязычный люмпен, забывший в процессе длительного крепостного рабства не только говоры, но и героическое прошлое своих финноязычных, балтоязычных и тюркоязычных предков.
В Московии, да и позже в России различали русских и иноверцев, а не русских и инородцев. Вот как начинается первая глава Соборного Уложения 1649 года «О богохулниках, и о церковных мятежниках»: «Будет кто иноверцы какия нибуди веры или и русской человек …» (Н.Д. Гостев,
«К 1945 г. подавляющее большинство прежней Великороссии, Русского Народа, лучшая часть, духовное его ядро или "сердце", прежде всего - вся Святая Русь, было физически уничтожено. И всего за 28 лет - это половина жизни одного поколения!
И тогда, в мае 1945-го, Сталин возгласил свой знаменитый тост "За русский народ!" Никто не мог понять, в чём дело. Неужто сатанист и интернационалист в самом деле поклонился Русскому Народу?
Нет, Сталин знал, что "Пирровым" характером победы ему удалось довершить начатое иудео-масонами с 1917 года дело истребления Великорусского народа, то есть, что Русского Народа больше нет! Он пил за здоровье покойника. То, что оставалось, и ещё по привычке (а также в издёвку) называлось "русским", на деле в подавляющем большинстве Русским Православным Народом уже не было. Родившиеся в 1930-х годах вступали в жизнь большей частью уже атеистами. Этническая же принадлежность, по крови, а также - территориальная, как мы помним, для Русского Народа издревле значили очень мало или совсем - ничего!» (Протоиерей Лев Лебедев, «Великороссия: жизненный путь»,
А иначе-то и не могло быть, так как испокон веков московитской и российской знатью были лишь разноэтничные пришельцы или же потомки этих инородцев – русы (германизировавшиеся: меоты – герулы, аланы – гото-аланы, эрзя – эрсе), прусы-пружаны (славяне борусы и славянизировавшиеся балты и финны), литвины-белорусы (славяне лютичи и славянизировавшиеся сувалки, ятвяги, галинды и днепровские балты), волыняне-украинцы (балынцы), черкасы-украинцы
Да и казаки называли себя русскими лишь по вере, а не по происхождению, дистанцируясь тем самым от обожающих рабство единоверцев холопов.
«Мнят будто б они (донские казаки) от некоих вольных людей, а более от Черкес и Горских народов взялися, и для того считают себя природою не от московских людей, и думают заподлинно только обрусевши, живучи при России, а не Русскими людьми быть. И по такому их воображению никогда себя московскими не именуют, ниже любят, кто их москалем назовет, и отвечают на то, что «Я де не Москаль, но Русский, и то по Закону и вере Православной, а не по природе» (Александр Ригельман, «История о донских казаках» – Ростов-на-Дону, 1992 г.).
В уставе греческого императора Льва Философа (886–911 гг.) «О чине митрополичьих церквей, подлежащих патриарху Константинопольскому», на 60-м месте поименована церковь Русская (Ρωσια), а рядом следующая за ней церковь Аланская» (Дмитрий
Иловайский, «Начало Руси», Очевидно, русская церковь у славян Хазарии, потомками которых являются казаки, существовала уже задолго до возникновения Киевской Руси.
Я верю только фактам, а факты говорят следующее:
Украинский язык почти не содержит славянизмов (лексики южных славян) и весьма близок к средневековым говорам населения украинских земель. Даль не нашел ни одного украинского слова, которое бы не оставило своих следов в российских говорах.
Около 90% русской лексики - это извращенные по смыслу славянизмы, полонизмы, галлицизмы, германизмы, англицизмы, балтизмы, тюркизмы и финизмы.
То, что он является искусственным языком признают все филологи.
Далю, Афанасьеву и другим российским филологам не удалось спасти от забвения российскую народную речь.
К счастью, украинским филологам и писателям это удалось сделать и украинский язык признан во всем мире, как наиболее совершенный.
Так что спорить здесь нечего. Факты говоря сами за себя.
«Занимаясь, долгое время сравнением арийских языков я пришел в убеждение, что малороссийский язык не только старше всех славянских, не исключая так называемого старославянского, но и санскритского, греческого, латинского и прочих арийских. А между тем малороссийский язык не имеет по настоящее время даже порядочного словаря! Это обстоятельство и помешало нашим и заграничным филологам открыть действительный источник древних языков..» (М. Красуский «Древность малороссийского языка», Одесса, тип. Ульриха, 1880, 28 с.)
«Очень древняя также концовка -мо в деепричастиях: знаємо, ходимо (в русском — знаем, ходим). Агатангел Крымский утверждает: «… сравнительно-исторические размышления показывают, что это -мо значительно старше даже времен Киевского государства». В своем труде «Украинский язык, откуда он взялся и как развивался» он делает вывод: «Язык Надднепровщины и Червоной Руси времен Владимира Святого и Ярослава Мудрого имеет в большинстве своем уже все современные малороссийские особенности». (
Известный русский критик, историк, публицист Виссарион Белинский писал: «Слово о полку Игореве» носит на себе отпечаток поэтического и человеческого духа Южной Руси, еще не знавшего варварского ига татарщины, чуждого грубости и дикости Северной Руси».
The Ukrainian language itself has long history and strong traditions. For instance, at a linguistic contest held in Paris in 1934 Ukrainian was ranked as the third most beautiful language after French and Persian (
На конкурсе красоты языков в Париже в 1934 году украинский язык занял третье место после французского и персидского по таким критериям, как фонетика, лексика, фразеология, структура предложений. А по мелодичности украинский язык занял второе место, после итальянского (см. Да и по сей день, филологи ставят его или на 2-е или на 3-е место.
Так что дальнейший наш спор просто бессмыслен.
С фактами не поспоришь.
Ходячий цитатник, лишённый способности конструктивно вести дискуссию.
…Были утрачены некоторые очень употребительные слова, например, око, перст, речu, глаголати, имати, зрЂти вытесняются словами глаз, палец, сказать, говорить, брать, смотреть…» (Игорь Улуханов, «О языке Древней Руси»,
«В русском литературном языке прочно закрепились суффиксы причастий -ущий (-ющий), -ащий (-ящий): текущий, лежащий и т. п., заимствованные из старославянского языка. Соответствующие русские суффиксы -учий (-ючий), -ачий (-ячий), первоначально употреблявшиеся в причастиях, постепенно сузили сферу своего применения. Сохранившиеся немногочисленные образования с этими суффиксами изменили свое значение: вместо значения причастия они стали выражать значение склонности к тому действию, которое названо мотивирующим глаголом: теч – текучий, лежать – лежачий, колоть – колючий, ходить – ходячий и т. п. Естественно, возникает вопрос, почему в одних случаях победил славянизм, а в других – русское слово? Причину сохранения только что рассмотренных старославянских суффиксов причастий следует, по-видимому, усматривать в том, что в старо- и церковнославянских текстах причастия
употреблялись гораздо чаще, чем в русских. Это происходило потому, что причастия использовались для перевода очень употребительных греческих причастий, а также в различных сложных синтаксических конструкциях, более свойственных старославянским и церковнославянским текстам, чем русским. …В судьбе славянизмов в русском языке решающую роль играло их значение. Поскольку судьбу славянизма, как нам известно, во многом определяла частота его применения в церковно-книжных памятниках, естественно, что слова абстрактного значения или слова, по значению тесно связанные с церковной тематикой, побеждали синонимичное русское слово, если оно имелось (ср. благо, прельстить, время и др.)» (Игорь Улуханов, «О языке Древней Руси»,
«Русский язык гораздо богаче славянизмами, чем другие восточнославянские языки – белорусский и украинский, на формирование которых церковнославянская традиция оказала значительно меньшее влияние. В украинских и белорусских областях отбор славянизмов производился даже в религиозных жанрах.
Там существовали книги Священного Писания, переведенные на язык, близкий к живой народной речи. В этих книгах встречаются лишь очень немногие славянизмы – такие, которые прочно укрепились в разговорном языке. На русском языке в средневековый период таких книг не было. В истории русского литературного языка отбор славянизмов был очень длительным и многообразным процессом, протекавшим не только в средние века, но и в новое время»» (Игорь Улуханов, «О языке Древней Руси»,.
Нестор в «Повести временных лет» пишет, что саамы Ладоги постепенно выучили славянский язык Рюрика и стали после этого называться «словенами» – то есть понимающими слово, в противоположность «немцам», немым – то есть языка не понимающим.
Показательна книга Афанасия Никитина (конец XV века) о «хождении за три моря». Там автор запросто переходит со славяно-финского койне Московии на ордынский язык, разницы в них не видя, а заканчивает свою книгу благодарственной молитвой: «Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного и Исуса Духа Божия. Аллах велик…» В подлиннике: «Бисмилля Рахман Рахим. Иса Рух Уалло. Аллах акбар. Аллах керим»
Как писал еще 150 лет назад польский славист Ежи Лещинский о родственных славянам западных балтах, «прусский язык имеет намного больше оснований считаться славянским, чем великорусский, у которого с польским языком и другими славянскими гораздо меньше общего, чем даже у западно-балтского прусского языка».
«Словесность наша явилась вдруг с 18-го столетия подобно русскому дворянству без предков и родословий» (IX, 228). Рождению словесности, бывшей «плодом новообразованного общества» (IX, 221), сопутствовало резкое изменение строя книжного языка, который с эпохи Петра I «начал приметно искажаться от необходимого введения голландских, немецких и французских слов. Сия мода распространила свое влияние и на писателей...» (IX, 18). (Александр Пушкин);
«Поколение преобразованное презрело безграмотную изустную народную словесность. И князь Кантемир, один из воспитанников Петра, в предводители себе избрал Буало»
(IX, Дополн. и примеч., 615). Итак, по Пушкину, русская словесность XVIII века – это литература европейско-дворянская par excellence, выросшая на почве, чуждой национальным корням русского языка. …Сенковский вовсе запретил доступ в литературу «грубому мужицкому» языку и издевался над «лапотной школой», одним из представителей которой был В. И. Даль. Сенковский отрицал всякую близость между «мужицким языком» и языком хорошего общества даже по отношению к древне-русской эпохе. Крестьянская речь представлялась Сенковскому дикой и окаменелой формой первобытного, непросвещенного словесного выражения» (В. В. Виноградов, «Язык Пушкина»,
«В конце XVIII и в самом начале XIX века русский литературный язык был... еще только достоянием «любителей словесности», да и действительно не был еще достаточно приспособлен и выработан для выражения всех потребностей перенятого у Европы общежития и знания... Многие русские государственные люди, превосходно излагавшие свои мнения по-французски, писали по-русски самым неуклюжим, варварским образом, точно съезжали с торной дороги на жесткие глыбы только что поднятой
«Вследствие грамматического, лексического, фразеологического и семантического приноровления русской книжной речи к европейским языкам весь строй, «склад или слог» русского литературного языка «варварски искажен». Тут преобладает не-русское, пошлое, вялое, «длинное, околичное и темное» (Владимир Даль);
«С тех пор как русское правительство отделилось от русского народа, две России стоят друг против друга. С одной стороны Россия правительственная, богатая, вооруженная не только штыками, но и всеми приказными уловками, взятыми из канцелярий деспотических
И к тому же, этот разноэтничный люмпен не имеет и исторической памяти. Его мнимая история реконструирована иноземцами в угоду правящей инородческой элите и не заслуживает ни малейшего доверия:
«Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, – вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа – ничего подобного у нас не было.
Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые века, все занятые нами пространства, и Вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы властно говорил о прошедшем и рисовал его живо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя» (Петр Чаадаев, Философические письма, Телескоп, 1836 год,
«Это – «месть», «выстраданное проклятие» России. «Оставьте все надежды». Россия гибнет. Ее прошедшее пусто, настоящее невыносимо, а будущего вовсе нет. Вся она — «только пробел разумения, грозный урок, «данный народам, — до чего отчуждение и рабство могут довести». Так понял Герцен Чаадаева; так поняли все – славянофилы и западники, либералы и консерваторы, умные и глупые, честные и подлые» (Дмитрий Мережковский,
Оспаривать то, что весьма хорошо известно специалистам (филологам и лингвистам), может лишь только глупец.
И все это на самом деле не далеко от темы, так как позволяет вскрыть тот абсурд, который Вы привели в своей статье.
Уже Владимир Дапь удивлялся тому, что следы практически всех украинских слов присутствуют и в русских народных говорах и никак не мог понять, почему все же украинская (древнерусская) лексика была фактически вытеснена из них славянизмами, балтизмами, финизмами, тюркизмами и галицизмами:
«Въ Шенкурскѣ и Колѣ Вы услышите еще болѣе сохранившихся кіевскихъ словъ, чѣмъ въ Новгородѣ, словъ которыхъ нѣтъ нигдѣ, на всей промежуточной, двутысячеверстной полосѣ… Впрочемъ, я доселѣ не нашелъ ни одного малорусскаго слòва – отъ котораго не было бы въ великорусскомъ производныхъ, если и нѣтъ самого слòва. Какъ и чѣмъ самый говоръ могъ такъ переломиться – непостижимо..» (Владимир Даль, Письмо Михаилу Максимовичу, С.-Пб., 12 Ноября 1848,
Мета (устар.) - Метка, помета, меты-меты, мн. меты, ж. (устар.). цель, мишень. || перен. Предмет стремлений, цель. "Пусть будет он тебе единственная мета". - Пушкин (о свете вдали). (Словарь Ушакова); &#
Стремление некоторых русских к экспансии неизбывно :-)
И так ведь самая большая в мире - по территории - страна. И всё им мало...
Казалось бы, чем мешает Украина жителю далёкого Волгограда? Так нет же - мешает. Украинцы ему покою не дают. Хочет нас "отменить" :-)